Екатерину Ножевникову, возглавляющую благотворительный фонд «Корпорация монстров», представят нет нужды – ее знают и ценят по всей Украине, а тысячи спасенных ею людей – просто боготворят. В эксклюзивном интервью ElitExpert она рассказала, опускаются ли у нее руки от постоянных вызовов и проблем; объяснила, почему разочарована в украинском обществе; объяснила причины коллапса медицинской системы в первой волне пандемии и призналась, что сложно отказывать смертельно больным людям, которым не можешь помочь…
«К НАГРАДАМ ОТНОШИСЬ С ЮМОРОМ»
— В прошлом году вы были удостоены Ордена княгины Ольги указом Президента, до этого депутаты облсовета присвоили вам звание «Почетный гражданин Одесской области». Это, кстати, тот редкий случай, когда за единогласно голосуют даже заклятые политические оппоненты… Насколько неожиданной была для вас эта награда и как вообще вы к этому относитесь?
– Я никак к этому не отношусь и еще недавно категорически отказывалась от любых наград. Хотя, есть разные ситуации. Если нам выписываете грамоту какая-то больница, которой мы помогли, то это нормально. А когда награждает власть – причем именно за ту работу, которую должна была проделать сама, то это очень странно.
Орден княгины Ольги я приняла, потому что мне позвонили из Киева знакомые, которые делают много хорошего для страны, попросили меня, сказали, что за мое награждение проголосовали все, это такая искренняя инициатива, и что орден дается за борьбу с ковидом. Ведь даже развитые государства не были готовы к такой ситуации и тяжело ее проходили, что уж говорит о нашей стране, где помощь волонтеров была просто необходима. Поэтому я согласилась, но на самое награждение не поехала, чтобы не участвовать в пафосном мероприятии. Мне пообещали этот орден привезти.
Что касается звания «Почетный гражданин Одесской области», то это конечно трогательная история. Диплом лежит у моих родителей – они в восторге, а я с юмором к этому отношусь. Мы долго смеялись, когда узнали, какие льготы полагаются Почетному гражданину. К примеру, бесплатное место на кладбище, мемориальная табличка, которую повесят на дом с текстом: «Тут жил и работал…».
Мои сотрудницы сказали, что кто-то заколебается потом эти таблички вешают, так как мы постоянно переезжаем, у нас до сих пор не было постоянного места.
В общем, я отношусь к наградам больше с юмором, чем с каким-то пиететом, и никогда не пишу о своих награждениях в социальных сетях, не выставляю это напоказ.
С другой стороны, говорят, что такие награды помогают работе нашего фонда, так как для некоторых людей это является лакмусовой бумажкой, свидетельством того, что фонду можно доверять.
«В ПОЛИТИКУ НИКОГДА НЕ ПОЙДУ»
— Вы стали одной из немногих объединяющих фигур в нашем обществе, независимо от убеждений и политических взглядов. Наверное, многие политические партии хотят заполучить вас в свои ряды, возможно, провести в Верховную Раду. Признайтесь – предложения поступают? Как вы к ним относитесь?
— Конечно, меня звали и в местные депутаты, и в Раду сразу нескольких партий. Но мне это неинтересно, потому я никогда туда не пойду. Один в поле не воин, а там, к сожалению, только единицы пытаются что-то сделать. Я считаю, что лучше быть на том месте, где я принесу пользу, чем стать в Раде такой «городской сумасшедшей». У меня есть знакомые депутаты, я много знаю об этой кухне изнутри и меня это совершенно не прельщает. Тем более что многие идут туда для решения либо своих вопросов, либо вопросов тех, кто за ними стоит. Мы же сами по себе, за нами никто не стоит, есть я, есть девочки, мы делаем то, что умеем.
— А что, если не политика, а госструктуры, то же Минздрав? У нас ведь принято говорить, что в стране не хватает кадров, а ваш опыт в сфере медицины мог бы очень пригодиться.
- То же самое. Теперь надо мной нет начальства. Я советуюсь с коллективом по тем или иным вопросам, но окончательное решение всегда за мной. Именно я принимаю решение, чем заниматься, как заниматься, и я несу за все ответственность. Работать в государственной системе я бы не смогла. Дело не в том, что я боюсь не справится. Я не привыкла молчать, когда я вижу неправильные действия, а система работает по своим правилам, и все мы знаем, каким. Прийти туда, чтобы не сработаться и через месяц уйти? Я ведь не буду подписывать незаконные тендеры, давать откаты и т.д. Тогда какой в этом смысл? В этой системе мало кто выживает.
«Я НЕ ХОТЕЛА СОЗДАВАТЬ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ФОНД»
— Давайте перенесемся на пару лет назад к тому времени, когда появился фонд. Какую цель вы преследовали первоначально?
— Скажу откровенно – особой цели не было. Просто 2014 год, началась война, и каждый мог как-то поучаствовать в том, что происходило в стране. Мы тогда уже были волонтерами, у нас была группа на Одесском форуме, мы помогали старикам. А летом, 10 июня, позвонили из облгосадминистрации, сказали, что привезли в Одессу пятьсот детей-сирот из Луганской области, и спросили, можем ли мы помочь. Многие из детей были с одними пакетами – что успели схватить, с тем и уехали.
Этот день, 10 июня, мы считаем рождением нашей команды, которая потом вылилась в фонд «Корпорация монстров». Однако, даже если посмотреть интервью того времени, мы всегда говорили, что сейчас это закончится, и мы разойдемся по домам и снова будем заниматься своими делами.
Ну а в 2017 году все это так закрутилось и достигло таких масштабов и размеров, что нужно было принять решение, что делать дальше. Ведь прежде даже средства поступали в «волонтерские кассы», которые, в сущности, считались незаконными. Я не хотела создавать фонд, потому что к благотворительным фондам относилась с предубеждением. Но меня убедили – и я согласилась, и для того тоже, чтобы изменить в обществе отношение к таким фондам, победит скептицизм и недоверие. Показать, что можно работать честно и открыто.
– Одно из ваших первых направлений – это ожоговые больные…
– Да, в шестнадцатом-семнадцатом годах мы начали эту работу. Тогда мы еще не были фондом, просто волонтерская инициатива. В 2016 году сделали первую палату в ожоговом отделении. К сожалению, с ожогами дети лежат долго, несколько месяцев, и я вспоминаю разговор с тогдашним главой облздрава: мне говорили, мол, какая разница, в каких палатах лежат, главное, чтобы их хорошо лечили. Но мы считали иначе – это дети, причем в 90% случаях находящиеся там по вине родителей, и хочется, чтобы они лечились в нормальных человеческих условиях. А там был кошмар – все серое, унылое, из потолка сыпалась штукатурка… Мы сделали ремонт, повесили красивые жалюзы, установили лампы-ночники, поставили телевизор, чтобы детки могли смотреть мультики. Получилось очень круто. Затем, через месяц, мы сделали еще одну палату. А через несколько месяцев замахнулись на целое ожоговое отделение. Честно говоря, не полагали, что нам это удастся, ведь там и операционная, и перевязочная, и реанимационные палаты, и детские, и взрослые палаты. Но люди отозвались, процесс пошел. Два с половиной месяца мы практически жили в этом отделении, все вместе помогали строителям. И все получилось, там сейчас очень красиво.
«НЕГЛЯДЯ НА КОВИД, ВТОРЫЕ ПРОЕКТЫ НЕ ЗАКРЫЛИСЬ»
- Сейчас вы в основном занимаетесь больными Covid-19.. А другие проекты, не связанные с пандемией, приостановлены? Или вам удаётся заниматься и другими делами?
— Нет, ничего не останавливалось. Если продолжить тему ремонтов, то сейчас, например, удалось полностью произвести ремонт в приемно-диагностическом отделении Детской областной больницы. Делали ремонт в травматологии, сейчас делаем ремонт в детской кардиологии. Там вообще не было санузлов, и детям приходилось из кардиологии ходить во второе отделение. Плюс делаем там новую ординаторскую. То есть, ничего не останавливается, единственное, что мы занимались бы этим в гораздо больших масштабах. Но пандемия, к сожалению, внесла свои коррективы.
– Наверное, коррективы пришлось внести и в ситуацию с подаренным фондом памятником архитектуры на Французском бульваре – «дачу семьи Анатра», которую вы переименовали в «Замок монстров». Расскажите, что ждет это здание в будущем? В каком оно сейчас состоянии, помнится, там требовалась реставрация и ремонт?
– Да, это здание подарили «Корпорации монстров» в 2019 году. Ему больше сотни лет, оно в аварийном состоянии и находится в нем невозможно. Примерная цена его ремонта и реставрации – 2,2 миллиона баксов. При этом нужно понимать, что там нельзя просто прийти и начать ремонтировать крышу или стену. Это памятник архитектуры, где ни один шаг нельзя сделать без документации и разрешений.
Мы поддерживаем здание, нам удалось залатать крышу, но дальше пока не двигаемся. Я его называю нашим самым тяжелым реанимационным пациентом, и главное, чтобы он не стал паллиативным. Думаю, этот процесс растянется на годы, так как собирать средства на здания в Одессе очень сложно, тем более что это колоссальная сумма.
Конечно, были предложения, были люди, которые хотели помочь, но при этом они не ставили условия, на которые я не могла согласиться. Я хочу, чтобы в этом здании было открытое пространство, хочу его отреставрировать, максимально сохранил аутентичность, а мне предлагали его перестроить, переделать… Понятно, что люди с большими деньгами хотят диктовать условия, а я не люблю, как уже говорила, чтобы надо мной кто-то стоял и указывал, что делать.
И все же весной планируем сделать проект реставрации перекрыт, укрепления фундамента – для этого нужно пройти кучу согласований. Ну а кроме того, сейчас мы строим офис рядом с «замком», на той земле, что нам подарили, и надеюсь, что через полтора-два месяца уже туда переедем, и станет легче. За «замком» ведь нужно постоянно ухаживать, и когда мы переберемся к нему рядышком, станет проще. Ну и потихоньку начнем собирать деньги.
«В НАШЕМ ОФИСЕ ВСЕГО ШЕСТЬ СОТРУДНИКОВ»
— Фонд «Корпорация монстров» в первую очередь ассоциируется с вашим именем, и немногие знают, сколько у вас сотрудников, чем они занимаются… Расскажите о структуре фонда.
– Во-первых, у нас есть команда соучредителей. Это я, Александра Тишейкина, Виктория Белая и Дина Казацкер. Мы много лет дружим, и когда создавали фонд, то приняли такое решение, чтобы поддерживать и контролировать друг друга. Но все же локомотив фонда – это я, и вся ответственность лежит на мне.
Кроме этого, у нас есть штатные сотрудники, которые постоянно находятся в офисе – их шесть человек. Почти все они были волонтерами, которые с нами с 2014 года и долгое время работали бесплатно.
Плюс есть юристы, и три бухгалтера, так как объемы колоссальные. Но все равно этого мало: хотелось бы, конечно, штат расширят. Нужен SMM-щик, который бы продвигал фонд во всех соцсетях, нужен и еще один сотрудник в офис… Но пока так.
— А часто ли вы сталкиваетесь с проверками деятельности фонда?
- Бывало. Особенно в прошлом году, когда мы вписались в историю с президентским ковидным фондом. Тогда к нам кто только не приезжал. Но в принципе к нам никогда вопросов не возникает. Я очень серьезно отношусь к отчётности – у нас все открыто, приезжайте, смотрите.
«ПОМОЧЬ ВСЕМ МЫ НЕ МОЖЕМ»
— Понятно, что к вам обращаются сегодня абсолютно все. Как вы выбираете, кому помогать, а кому нет, и как вы вообще психологически восстанавливаетесь после вынужденных отказов людям?
— У нас очень многое обращено с онкологией. Но мы ей не занимаемся. Да, это очень сложно. Вот только сегодня звонила девушка, у нее ребенок с лейкемией, которая сразу сказала, что понимает, что мы не занимаемся онкологией, но ей больше идти некуда. Я ей объяснила наши правила, наш устав, и самое главное, потом подсказала, что делать дальше, ведь проблема и в том, что многие просто не знают, куда идти и к кому обращаться.
Но такие ситуации – часть моей работы. По поводу онкологии могут звонить и по 5-10 раз в день, а после отказа и проклинать нас… Но всем помочь мы не можем, это просто нереально, поэтому мы были вынуждены определить параметры, по которым мы принимаем людей в работу. Ведь бывают и такие случаи – мол, помогите срочно моему мальчику, ему нужна операция, необходимо поменять сустав. Пытаемся, сколько лет, и узнаем, что мальчик уже не мальчик, а ему под сорок лет, а во-вторых, у него нет детей и нет угрозы жизни и здоровью. Дело в том, что мы берём иногда взрослых, если от этого зависит жизнь своих детей, как они будут жить, если родителей не станет.
В исключительном случае мы даже можем онкобольных взять не на химию, а например, на операционное вмешательство. В прошлом году взяла женщина старше 60 лет, у нее умерла дочь, и она сама воспитывала троих малолетних детей, своих внуков, а кроме этого, у нее на руках была пожилая мать. То есть если ее не спасти, то трое детей окажутся в детском доме, а старая бабушка — в доме престарелых.
Конечно, за каждым обращением чья-то судьба и все это очень сложно. Но мы прописали себе определённые параметры для помощи, идем по этой схеме и в принципе большинство отсеивается даже на звонках.
Чаще всего девочки не ошибаются и отказывают по делу. Однако бывают случаи, когда я принимаю второе решение. Был такой случай с Катей и Игорем: на молодого человека упала кабина и он был полностью обездвижен. Все поставили на нем крест. Девушка приходила к нам раз десять, и я постоянно отказывала ей через своего сотрудника. Но в какой-то момент она добилась встречи со мной, я долго ее слушала и поменяла свое решение. В итоге мы собрали почти за полгода больше миллиона гривен и произошло совершенно невероятное чудо – парень встал и ушел.
Но это, повторюсь, очень редкий случай, когда мы выходим за рамки своих алгоритмов, которые мы разработали для отбора тех, кому мы сможем помогать.
«СИСТЕМА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ СГНИЛА К ОСНОВАНИЮ»
— Понятно, что людей, нуждающихся в помощи, очень много. А ведь государство помогает очень мало. Что же нужно поменять в стране, чтоб ваш фонд не был таковым востребованным?
— В первую очередь нужно в корне изменить систему здравоохранения. Пока мы этого не сделаем, ничего не поменяется. Это не означает, что все благотворительные фонды исчезнут – они существуют даже в развитых странах. Но это несопоставимая история. Там никто не собирает на шприцы, на кислородные концентраторы – это чёрная дыра, которая будет с нами бесконечно, до тех пор пока не изменится система здравоохранения в Украине.
Когда речь идет о том, что периодически нужно собирать на более простое, то говорить о системных изменениях не приходится. Есть и улучшения – например, достаточно успешная реформа в сфере первичной помощи, но это капля в море.
В целом, заморочек в данной сфере миллион. Можно напомнить и такую морально-этическую проблему, когда многие врачи сами тормозят реформы, не хотят остаться кормушки, и о том, что наши люди привыкли ходить и повсюду ложить врачам деньги в карман. «бесплатной», гарантированном статьей 49 Конституции Украины… В общем, сфера медицины сгнила практически вся, вплоть до основания.
– Мы заговорили о врачах. Вам приходится в своей работе встречать таких медиков, которых раньше называли «кудесниками в белых халатах» или время профессионалов безвозвратно ушло?
- Конечно, я знаю многих совершенно фантастических врачей. Но и здесь необходимо разграничивать – перед нищей бабушкой может стоять врач, который скажет, что без тысячи-двух долларов он ее оперировать не будет. Но при этом он может быть просто гениальным врачом.
Ну и конечно, пандемия показала, вывернула навзничь всю эту ситуацию. Мы увидели, сколько у нас врачей просто купили дипломы, врачи, привыкшие сидеть в поликлинике, выписывать какую-то бездоказательную чушь, умеющих «рубить капусту» и больше не умеющих ничего. Пандемия очень сильно вскрыла этот нарыв.
— Вы много говорили о проблемах медицины в Одессе и стали смертельным врагом для многих чиновников. При этом, Не в последнюю очередь именно «Корпорация монстров» спасла Одесскую систему здравоохранения от коллапса в первые волны пандемии.
– Изначально наша задача была проста – принести врачам «в клювике» то, что им было необходимо для лечения людей. И конечно, мне не приходило в голову, что мы в какой-то момент окажемся на их месте – что нам самим придется ездить по домам и подключать пациентов к кислороду, что нам придется учиться работать с кислородными концентраторами, с СИПАП-аппаратами для искусственной. Важно помнить, что я не могла не потратить, чтобы я смогла проводить первичную сортировку пациентов и понимать, кого нужно немедленно спасать. , а кого еще можно придержать и лечить на дому.
Потом начался этот жуткий трэш по 200-300 звонков в день – круглосуточно «помогите», «спасите жизнь», «посмотрите анализы», даже начали посылать к нам. И я тогда очень сильно лаялась и с Максимом Степановым, и с Киевом, и с мэрией Одессы, и считаю своей заслугой, что добилась закупки кислородных концентраторов и того, что их стали выдавать людям на дом. Ведь до этого мне все говорили, что это невозможно… А Киев потом даже внес алгоритм выдачи концентратов в дом в протоколы лечения. Поэтому в данном случае мы гордимся своей заслугой, хотя нервов и крови чиновники попили много.
Или ситуация с техническим кислородом. Четыре месяца мы пахали друг на друга на разных эфирах, я просила, требовала, умоляла его использовать, а нам доказывали, что им нельзя пользоваться больным. Прошло 4-5 месяцев, и они признали, что неправы, согласились и теперь он используется. Но сколько мы по их вине потеряли жизнь за это время?
«МЫ ВПУСТИЛИ ВТОРОЙ ШАНС НОРМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА»
— Как вы думаете, в чем была причина полной неготовности нашей страны к пандемии на глобальном уровне? Дело в бюрократии, закостенелости, банальной тупости или в чем-то другом?
— У нас в стране просто все на «авось». "Авось пронесет", а еще - привычка ничего не делать, и профнепригодность, и коррупция… Это так странно, ведь мы наблюдали за соседними странами, за Китаем, за Италией, у нас были все прогнозы и числа, и даты; пандемия же в Украине не как гром среди ясного неба началась! На самом деле к нам коронавирус пришел одним из последних, мы запрыгнули в последний вагон, у страны была куча времени, чтобы подготовиться! И меня совершенно убивало, что они не готовились, что отрицали, и даже летом 2020 года, когда уже было понятно, что осенью начнется большая волна – никто ничего не покупал. Я просила – ставьте кислородные станции, мне отвечали: да нафига они нужны? И только потом, отдам все-таки должное, в 2021 году, через полтора года система как-то раскачалась и заработала.
Знаете, возвращаясь к вашему вопросу, у меня в 2014 году, когда начались все эти события, появилась надежда, что наше общество внезапно проснулось, что наступил переломный момент, когда все в стране получится… Не получилось.
А когда пришла пандемия, я почувствовала, что это тот второй шанс для того, чтобы страна пошла по другому пути. Если война для обывателей – это где-то там, это далеко и не имеет к ним непосредственного отношения, то ковид коснулся напрямую каждого. И я надеялась, что люди начнут друг другу помогать, и поначалу действительно был такой подъем – люди возили врачей бесплатно, кормили их, благодарили. Но все это закончилось через три месяца, когда люди свыклись с пандемией. В августе 2020 года я ехала по огороду из больницы – там у нас пациенты подрались из-за кислородного концентратора – а Одесса гуляла, были толпы народа, Вышиванковый фестиваль, День Независимости. И вот этот диссонанс, когда в больницах пациенты бьются за жизнь, а тут «игры», советы, музыка, льется шампанское – и я поняла, что мы во второй раз провалили экзамен на человечность.
«ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО Вскоре ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ»
— Эксперты с осторожным оптимизмом говорят, что наступившая волна коронавируса должна быть легче предыдущих. И даже несмотря на то, что количество заболевших в сутки будет бить рекорды, к госпитализации и смерти приведет лишь малый процент из них. Это связано и с охватом населения вакцинацией, и с меньшей опасностью штамма «Омикрон». Подтверждается ли эта точка зрения в Одесском регионе, стало ли меньше смертей, госпитализаций и тяжелых больных?
— Судя по той информации, которой я располагаю, штамм «Омикрон», слава Богу, действительно менее тяжелый, чем «Дельта». Правда, против нас может сыграть тот факт, что самые уязвимые категории населения провакцинированы очень мало. Но у большинства он проходит легко, это не кислородозависимые пациенты, госпитализаций меньше, смертей тоже.
Особенность Омикрона в том, что пациент становится «тяжелым» в течение недели – десяти дней, и так как мы только вступили в эту волну, то где-то через два недели будет понятно, сколько человек будет госпитализировано. Условно, можно предположить, что койки будут заполнены где-то на 50% от осенней волны, и эти цифры позволят системе справиться, коллапса не случится. А ведь в ноябре ситуация была просто ужасной, мы превысили все возможные нормы. Добавочная смертность в ноябре 2021 года в нашем регионе составила 89%, то есть почти вдвое выше. И самое печальное, что большую часть этих людей можно было бы спасти. Ведь практически все госпитализированные, тяжелые и летальные случаи – это невакцинированные люди. Кроме того, повторюсь, всплыл наружу профессиональный уровень семейных врачей. Это тоже катастрофа – их назначения и рекомендации были настолько не компетентны, что многие пациенты быстро становились тяжелыми и попадали в больницы уже в критическом состоянии.
Отдельно хочется сказать о вакцинации. Сейчас уже весь мир располагает достоверными фактами и цифрами – вакцинированные пациенты болеют легко, в больницы попадают редко, а летальных случаев крайне мало. И все летальные случаи – это пациенты с тяжелыми хроническими заболеваниями. Даже по своей работе скажу — 95% наших подопечных, а это больше пяти тысяч человек, не вакцинированы. Ну, если нравится играть в рулетку со своей жизнью, то хорошо.
А некоторые люди еще со спокойной совестью покупают сертификаты о вакцинации! Признаюсь, что у меня тоже есть знакомые, купившие себя сертификаты – и после этого они перестали быть мне близкими людьми. Это унизительно в первую очередь для самих себя. Ну а врачи, продающие фальшивые документы – это за гранью.
Что будет дальше, сложно сказать. По прогнозам врачей, омикрон со своей высокой контагиозностью приведет к тому, что все мы заразимся и переболеем, но потом он должен сойти на нет, и если не появится какой-нибудь новый штамм, возможно, к августу пандемия может закончиться.
С другой стороны, боюсь, что вакцинация станет ежегодной, как прививка от гриппа и никуда от этого не происходит. Кстати, за последние два года коронавирус практически вытеснил грипп из популяции, и потом, когда острая волна закончится, то грипп к нам вернется и еще более сильный, чем раньше. В общем-то, это процесс бесконечный.
– Довольно странно, что в 21 веке приходится принуждать людей к вакцинации…
— Всё дело в необразованности людей. Такое чувство, что у нас осталось только поколение «ТикТока», потребители поверхностной информации. Какая-нибудь дура снимает ролик о том, что после вакцинации к телу прилипают ложки и понеслось — 20 миллионов просмотров, лайки, перепосты, это кошмар.
Знаете, еще лет пять назад, когда затрагивались какие-то темы, связанные с образованием, я возмущалась – мол, как можно заниматься этим, когда вокруг голодают и умирают люди. Но прошло время и теперь я четко понимаю, что единственное, чем надо заниматься в нашей стране, — это образованием. Иначе мы никогда не выберемся из этой ямы. Так и будем бесконечно помогать детям в ожоговом отделении, попавшим туда из-за необразованности родителей, помогать коронавирусным больным, которые упорно не хотят вакцинироваться. Знаю одну женщину, которая уже похоронила от ковида и маму, и папу, но пришла к нам с пневмонией и рассказывала, что всех нас чипировали.
— Какие у вас дальнейшие планы, если говорить глобально?
- У меня такое видение - идет война, мы не можем водить боем, но как медсестры, ползаем по полю сражения, перевязываем и вытаскиваем оттуда тех раненых, кого еще можно спасти - в надежде, что кто-нибудь этот бой наконец-то остановит. Второго пути я пока не вижу.
Беседовала Елена Овчинникова
Фото: Сергей Ляшонок
