16 декабря президент Украины Владимир Зеленский дал большое интервью американскому изданию The New York Times, в котором рассказал о вакцине от коронавируса, о строительстве дорог, планах по реинтеграции Донбасса и многом другом.
Перевод полного текста интервью публикует сайт президента.
- Господин Президент, добрый день. Спасибо за ваше время. С наступающим вас. Какие планы на 2021 год, какие главные проблемы нужно будет решать в Украине?
– Вы начали с самого сложного вопроса. Раньше я жил глобальными планами. Когда стал Президентом Украины, кроме стратегических, крупных направлений, к сожалению, мы все с вами получили ковид, и мы все живем сегодняшним днем. Каждый день я просыпаюсь и получаю мониторинги: с семи утра отдельно от Министерства здравоохранения, отдельно от Премьер-министра, отдельно от СНБО. Из разных регионов, где сколько людей заболело, где сколько, увы, умерло. Я нуждаюсь, чтобы у меня были подробные цифры — кто умер, возраст, сколько медиков, количество полицейских, какой процент учителей, всех контактных людей, то, кто потенциально имеет больше контактов и может быть носителями. И, конечно же, количество детей – больных и умерших.
Но, слава богу, статистика по отношению к детям и у нас, и во всем мире минимизирована, так как дети легче всего переносят. Сегодня с утра настроение у меня лучше, потому что мы уже недели две-три подряд получаем статистику, скажем так, стабилизацию этой сложной ситуации. Потому что примерно месяц назад у нас началась волна, и мы получали ежедневный прирост +1000 больных. На 40 миллионов – это много, я считаю. И хотя меня и успокаивают медики, что это нормально по сравнению с другими странами Европы, но вы же знаете, что прежде всего ты смотришь, что у тебя, как говорится, что в твоем доме, а потом — что у соседей. Важно, что у соседей, но все же каждый думает о своем доме. Потому сейчас вот такая ситуация. Сейчас снизился процент смертности, это хороший сигнал, потому что коронавирус мутирует, возможно, он слабеет или человеческий организм адаптируется – тогда это маленький процент смертности. Но я считаю, что здесь заслуга медицинской системы и медиков, которым приходится справляться быстрее. Скорость очень важна в этом вопросе, потому что мы боремся за жизнь людей. К сожалению, констатирую, что медицинская система в Украине была развалена.– У меня еще вопрос по вакцине. Но сначала я хотел бы спросить о ваших задачах в стране. Ваш бывший глава Администрации Андрей Богдан сказал, что у партии «Слуга народа» нет больше решающего голоса в Раде. Как вам удастся выполнить все задачи? Вы готовы, в случае необходимости, сотрудничать с партией Петра Порошенко «ЕС»?
– Первый вопрос был сложным, а второй – не очень приятным. Это нормально, это жизнь. Давайте я сразу отвечу относительно планов, то есть о том, как их реализовать, потому что действительно некоторые из них связаны с голосованием. Планы. Первое – мы за 28 лет впервые открыли рынок земли, приняли важные законопроекты в этом направлении. Было все — забастовки, политическое влияние разных финансовых групп, правда, абсолютно никто не хотел, чтобы мы приняли законопроект о земле — основной законопроект на сегодняшний день. Земельная реформа уже началась — в первый раз за 28 лет. Это большое достижение. Вторая история – это инфраструктура, которой, я считаю, в стране не было, точнее, она была, но ее было очень мало, дорог в Украине не было. Когда мы говорим о следующем шаге, я буду говорить об инвестициях, концессии и так далее. А чтобы кого-то приглашать, надо понимать, что человек должен как-то до тебя долететь и доехать.
Для этого нужно делать инфраструктуру — это витрина. Многие обвинения в мой адрес, мол, во время пандемии я уделял много времени инфраструктуре. Сейчас люди увидели, что наши скорые начали добираться до больных быстро. Наше ГСЧС (пожарные машины) начали доезжать резвее. А у нас, к сожалению, такое было – на востоке Украины был большой пожар, и бывали случаи, когда не могли добраться. А теперь не за день можно доехать, а появилась возможность добираться за минуты. Когда тушили пожары, мы сохранили огромное количество жизней. Теперь мы видим, что инфраструктура важна. Мы уже сделали, и это подтверждено, что четыре тысячи километров дорог в этом году, что превышает общее количество километров дорог, сделанных за предыдущие 10 лет. За год сделали в 10 раз больше, чем через десять лет в сумме. Это, я считаю, верный шаг. Скажу честно, я этим очень горжусь, считаю, что здесь все мы сработали. Нельзя останавливаться. У нас действительно есть шанс за четыре-пять лет построить в Украине все инфраструктурные узлы. Мы построили много мостов, что тоже немаловажно. Кстати, инфраструктуру строим, начиная с сообщения с оккупированными территориями. Туда тоже сейчас добираются гуманитарные грузы как из Украины, так и от Красного Креста. Там мы просто построили мосты, открывали КПВВ – контрольно-пропускные пункты, этого не было. То же было сделано на территории, прилегающей к оккупированному русскими полуострову Крым. Там тоже открыли современные КПВВ, люди приезжают, они могут получить все административные, финансовые услуги, отдохнуть, принять душ.
Это важные изменения и важные реформы не только в законах, на словах, но и на деле. Дальше инвестиции, это как кровь для организма. Я считаю, что Украина без них умрет. Инвестиции нужны. Сделали огромную площадку для приватизации, несколько тыщ компаний переданы в Фонд государственного имущества, занимаемся приватизацией. Малая и средняя приватизация «полетели» — с точки зрения скорости все планы перевыполнены. Проголосовали за важный закон о концессии, которого не было. Уже несколько портов Украины переданы иностранным инвесторам, заключены договора, они уже вкладывают деньги.
Также подошли к очень принципиальному стратегическому шагу — нашли баланс посреди правоохранительных органов, и будет запущена реформа Службы сохранности Украины, которая не будет заниматься экономикой. Мы запустили и практически уже завершили реформу Генеральной прокуратуры. Там не только закон – переформатировали много, прокуроры прошли конкурсы. Мы запустили Высший антикоррупционный суд, и уже есть приговоры - он работает больше года. Моя инаугурация как Президента была в мае, а 5 сентября мы запустили Высший антикоррупционный суд. Я считаю, что это важно, потому что Высший антикоррупционный суд, сейчас мы «воюем» с некоторыми судьями Конституционного Суда, которые хотят разрушить антикоррупционную структуру в Украине. У них ничего не выйдет. Мы все это переформатируем.
И следующий большой шаг - это глобальная судебная реформа в Украине, которую мы начнем воплощать со следующего года, так как уже подготовлено много законов, подготовленных этапов внедрения этих реформ. Понемногу двигаемся. Скажу откровенно, из-за пандемии много денег, которые уходили на инфраструктуру, мы перенаправили в медицину, повысили заработную плату врачам. Все врачи, борющиеся с ковидом, сегодня получают 300% своей заработной платы.
Говоря о Порошенко, вы упоминали Андрея Богдана, его слова по большинству. Да, есть влияние крупных финансовых групп, которых иногда называют олигархами, на всех депутатов всех партий. Действительно, никому не выгодно большинство партии «Слуга народа». Но ответ прост: законы голосуются и результат — на табло. Сегодня мы можем смотреть на итоги: законы голосуются. Действительно, это гораздо сложнее, чем было первоначально. Но вы должны понимать, что слишком много интересантов, чтобы тормозить реформы, которые хочет делать Президент с партией. Понятно, что в партии люди разные и все люди живые, на кого влияют — по-разному, психологически. Хотят влиять все финансовые группы, в том числе и финансовые группы Медведчука, Порошенко, которые также представлены в парламенте. Поэтому относительно ответа на второй вопрос, готовы ли мы сотрудничать, я не понимаю, с кем. С олигархом Порошенко не готов сотрудничать. Если в пределах депутатского корпуса кто-то предлагает какие-нибудь хорошие инициативы, то я знаю, что все депутаты между собой сотрудничают. Все, что во благо Украины, — окей. Все что связано с какими-то вещами, с лоббизмом или рисками для Украины — я не готов.
- относительно олигархов. Вы сказали во время избирательной кампании, что победите коррупцию. А коррупция – это инструмент олигархов. Считаете ли вы, что для победы над коррупцией нужно победить олигархов?
– Однозначно. Понимаете, это вопрос, который волнует всех. Меня волновало как гражданина. Я считаю, что у олигархов в этом цивилизованном мире есть два выхода: олигархи становятся большим бизнесом, и тогда они не оказывают влияния ни на политику, ни на средства массовой информации. Тогда, когда они платят налоги и обеспечивают рабочие места, у государства с ними прекрасные рабочие отношения. Если финансовые группы оказывают политическое влияние, постоянно занимаются лоббизмом, имеют СМИ, в которых они не просто миноритарии, а контролируют информационную политику, они из крупных предпринимателей превращаются в олигархов. И тогда государство должно с ними бороться. Что у нас? Я вам сказал, что они представлены в Верховной Раде, и, к сожалению, должен констатировать, что владельцами всех телевизионных групп сегодня являются такие крупные предприниматели, как мы их с вами называем, олигархи. Когда эти вещи государству удастся предотвратить, тогда мы победим олигархов. Нет. Потому что не только такими средствами побеждается коррупция. Я считаю, что прежде всего нужна цифровизация, поэтому это отдельное направление, которым мы занимаемся. Меньше контакта человека с чиновником — больше цифровых направлений. Мы уже проделали много всего: и водительские удостоверения, и цифровой паспорт. Мы в этом первые в мире. Такую вещь мы быстро сделали: сейчас все дотации, которые будет получать малый бизнес, они вновь будут получать их в электронном виде. Вот этот наш большой портал под названием «Дия» — ресурс, на котором все эти права, паспорта, загранпаспорта и т.д. сможет получить деньги, зарегистрировавшись там, если мы введем локдаун.
— Коломойский открыто критикует антикоррупционные требования МВФ по регулированию в банковской сфере, он говорил о развороте Украины в Россию. Что вы делаете сейчас, чтобы показать, что вы не разделяете его взглядов? Если вы их не разделяете…
— Я не уверен, что должен что-то показывать, потому что показывают обычно то, кто хочет на публику продемонстрировать недостоверность своих внутренних решений. Я считаю, что правительство верно позиционирует свою политику. Игорь Коломойский не является президентом. И выступать от Украины, от имени Президента Украины, от правительства Украины он не может. Это заявления одного из бизнесменов, одного из олигархов. Что касается наших стратегических партнеров, то Украина выбрала себя стратегическими партнерами — ЕС, НАТО, США — это наши важные партнеры, которые поддерживают нас и в санкционной политике против российской агрессии в Донбассе. Что касается меня лично, то моя позиция понятна и пряма: мы, конечно же, хотим быть независимой, сильной страной. Конечно же, мы хотим видеть себя в пределах Европейского сообщества, внутри ЕС. Конечно же, мы благодарны США, которые нас поддерживают, это наш стратегический партнер. Мы стали партнером с расширенными возможностями НАТО. Это деяния, не слова. И огромные деяния, потому они ведут к результату. И заявления кого-либо не могут влиять на мнение общества по геополитическому направлению Украины.
– Его (Игоря Коломойского. – Ред.) позиция по реформе, продвижение идеи «соросят» на его телеканале. Как вы можете показать, что он не будет влиять на реформу в банковской сфере?— Относительно банковской сферы… Мы приняли очень сложный закон о невозможности влияния извне на банковский сектор. Далось оно нам очень сложно, принимали его очень долго. Здесь я хотел бы, чтобы международные партнеры проанализировали все партии, не голосовавшие за этот закон. Мне кажется там есть ответ. Потому что иногда, декларируя свою демократическую или проевропейскую позицию, некоторые так называемые проевропейские партии в стенах парламента Украины не голосовали за этот законопроект. Мне кажется, что вот это еще один показатель не пустой риторики, не пустого политиканства, а реальных действий. Я считаю, что мы победили в этом направлении, поэтому на банковский сектор никто, включая Коломойского, сегодня не может влиять.
Государственный банк является независящим. Монетарная политика и вообще политика Национального банка на сегодняшний день независимы. Они имеют полную поддержку от меня. Это касается и антикоррупционных органов. Они прекрасно понимают, что я их не ломаю, не вмешиваюсь в их серьезные кейсы. Скажу честно, они ко мне, напротив, обращаются за поддержкой и в очень сложных ситуациях эту поддержку получают. Хотя я не вмешиваюсь в деятельность правоохранительных органов, но иногда обращаюсь к ним, говорю: "Давайте ускорять процессы, потому что есть ощущение, что иногда по серьезным кейсам вы затягиваете процесс". Ведь на человека могут оказывать влияние, если он дает эту возможность. Мне народ дал такой мандат доверия, я считаю, что с этим мандатом на меня никто влиять не может и не способен.
– В новом году в Соединенных Штатах будет новый президент. Какими вы видите отношения между США и Украиной?
— Во-первых, я хочу поблагодарить США в целом за постоянную двухпартийную поддержку, а также за поддержку и Сената, и Палаты представителей. Мы стратегические партнеры. Мне кажется, что отношение США к Украине это так же, как отношение США к демократии. Независимо от того, какой президент, он всегда будет считать демократию, и точно так же, независимо от того, какой президент, всегда будет такое отношение к Украине. По крайней мере мне так кажется. Сами жители США не позволят антиукраинскую риторику любому, кто представляет власть, потому что Америка показывает на деле свою поддержку, мы благодарны за санкционную политику — она серьезная. И о крымских санкциях, и о Северном потоке — это для нас было стратегически (важно. Орд.), и это было очень сложно. Что касается «Северного потока», то в США тут точно сыграли главную скрипку. Поэтому я должен поблагодарить за это Соединенные Штаты периода Дональда Трампа и его администрацию.
Я благодарен за то, что мы стали партнерами НАТО с расширенными возможностями, за санкционные действия против России, а также за обучение с НАТО. Наши отношения не прекращаются. Что касается экономики, то я считаю, что этих отношений было мало. Мне очень понравились месседжи нового Президента, господина Джо Байдена, заявившего о том, что у них, его команды, есть концепт глобального стратегического видения безопасности в Европе. И, конечно, это очень важно для нас. Потому что если мы говорим о безопасности в Европе, то единственная война в Европе сегодня – это война на Донбассе. Это война именно в Украине. Новый Президент Джо Байден, мне кажется, знает Украину лучше, чем его предшественник, потому что еще до своего президентства он, так сказать, имел глубокие отношения с Украиной и хорошо понимает россиян, хорошо понимает разницу между Украиной и Россией и, мне кажется, хорошо. понимает ментальность украинцев. Это поможет усилить эти отношения и добавить в процессе урегулирования войны на Донбассе и деоккупации наших территорий. Мне кажется, что США могут сильно помочь, очень сильно.
— В скандальном случае с импичментом вы оказались между Трампом и Байденом. Теперь, когда выборы прошли, вы думаете, что Украина будет свободна от американской политики? Вы этому рады? Как вы считаете, после того, как выборы в Америке прошли и соревнования между Трампом и Байденом уже в прошлом, может быть Украина свободна от этого конфликта?
— Если честно, я не считаю, что Украина была объектом этого конфликта, это внутренняя политика Соединенных Штатов. Я не раз говорил, что не хочу, чтобы Украина субъективировалась в этом направлении, потому что это не наша страна. Мы отличные партнеры. Но партнеры где? Давайте будем прекрасными партнерами в геополитике, в экономике между нашими странами, но не между личностями, тем более между двумя претендентами на пост следующего президента США. Поэтому я не считаю, что мы были в этом конфликте. Окей, нас затягивали.
Но я считаю, что мы вели себя достойно, как положено в независимой стране, даже несмотря на то, что она территориально и многочисленно меньше, чем в США. Я имею в виду, что важно остаться геополитическим партнером и усилить экономическое направление, которого мало между нашими странами. Хотя там оборот около 6 млрд был в 2019 году, хотя все-таки у нас большая страна, у нас есть интерес в LNG ( в сжиженном газе Красный.), сельском хозяйстве, машиностроении, привлечении американских технологий, у нас есть интерес в обмене опытом и в IT-сфере, потому что у нас хорошие специалисты, и в США они сильны. Делать какие-то большие вещи, открытия в будущем — вот чего, мне кажется, не хватало долгое время Украине и США.
Мы — космическое государство, тоже можем вспомнить те же девяностые годы, когда у нас был полет космического корабля с нашим первым украинским космонавтом Каденюком, и тогда вместе с США, с партнерами готовился кейс. Прошло более 20 лет, а больше каких-либо таковых открыт в науке, в искусстве, в разработках, в медицине, таковых глобальных современных вещей не было. Вот куда надо двигать таланты одной и другой страны.— Вам бы хотелось, чтобы США играли активную роль в переговорах по урегулированию конфликта с Россией? Должны Соединенные Штаты участвовать в нормандском формате?
– Очень хотел бы. Вы знаете, мы очень не хотим топтаться на месте. И действительно, в нормандском формате, породившем Минские соглашения, мы сделали важные, я считаю, шаги вперед. У нас сейчас действительно в десятки раз меньше погибших и раненых. Однако Донбасс умирает без Украины. Присутствие там оккупационных войск убивает технологии, образование, медицину, появляются экологические катастрофы в связи с затопленными шахтами, мародерство и распиленные на металл заводы, которые там были. Ситуация страшная, поэтому я говорю справедливо – Донбасс без Украины умирает. Поэтому я считаю, что Соединенные Штаты могут очень сильно повлиять. Я считаю, что усилить наши переговоры в нормандском формате мог бы Президент Байден, опять же потому, что он хорошо понимает вопрос Украины и России. Во-вторых, он говорил о безопасности в Европе, и, в-третьих, мы считаем, что говорить просто о финале войны уже мало. А что делать потом? Нам нужна реинтеграция Донбасса. Для того, чтобы реинтегрировать Донбасс, нужны сильные компании, сильные технологии, безопасность и деньги. И здесь, я считаю, мы не справимся сами. И мы видим свободную экономическую зону на территории Донбасса, чтобы там были определенные преференции для того, чтобы зашел бизнес. И здесь ключевую роль могли бы сыграть в США. Ну и мы понимаем, что Соединенные Штаты Америки сегодня — гарант безопасности в мире, серьезный стратегический игрок, поэтому такие шаги могли бы ускорить исход войны на Донбассе и начало большего строительства, большой реинтеграции Донбасса.
Есть еще один кейс. Я считаю, что однозначно не обойтись без Соединенных Штатов Америки в вопросе Крыма, потому что вопрос Крыма и его деоккупации не находится на повестке дня Нормандского формата и Минских соглашений. Шесть лет этот вопрос был в воздухе, и действительно, Европа и Соединенные Штаты Америки опционально делали все возможное, но шаги по деоккупации должен делать соответствующий союз государств, союз лидеров, в котором будет определена карта всех шагов по деоккупации Крымского полуострова. Сейчас мы создаем «Крымскую платформу» и, конечно, хотели бы в ней видеть те страны, которые будут ключевыми игроками, ключевыми гарантами возврата и деоккупации Крыма. Возвращение Крыма и нашей территориальной целостности. И США могли бы быть фаворитом в этом направлении.
— Вы сказали, что у Байдена есть большой опыт работы с Россией и Украиной, Восточной Европой. Насколько этот опыт мог быть полезным для Украины? Есть ли у вас дополнительный комментарий?— В какой-то момент мы, к сожалению, потеряли спецпредставителя по Украине в США Курта Волкера, он делал очень важные соединительные шаги и мог общаться как с Украиной, так и прекрасно общался с Российской Федерацией и знал всю информацию не понаслышке. Я считаю, что потеряна позиция, но такой спецпредставитель или такой орган должен быть. Очень важно выбрать такого человека, который будет осуществлять необходимые шаги, который понимает украинскую ментальность. Важно не ошибиться в этом кадровом вопросе. Президент Байден имеет все максимальные шансы, потому что он много работал с Украиной, он — практик и понимает менталитет, понимает важные моменты, связанные с реформами. Зная реформы в Украине, он будет понимать и сможет отличить реальную информацию от фейков. Это очень важно, чтобы не разорвались отношения между Украиной и США. Важно понимать, что реально происходит. И потому мне кажется, что вот это понимание новым Президентом США реальности в России, Украине, Европе даст большую возможность решения всех конфликтных задач.
— Считаете ли вы, что вмешательство Турции в войне в Карабахе, пример того, что Россия теряет влияние в бывших советских республиках?
— Мы это хорошо понимаем, потому что мы здесь прожили жизнь, и конфликт Нагорного Карабаха помним долгие десятилетия. И никто не радовался, когда погибали люди, обычные граждане по обе стороны этого конфликта. Но сравнивать военный конфликт между Арменией и Азербайджаном и между Украиной и Россией невозможно, потому что мы понимаем, например, что такое разная ментальность и разное вероисповедание, разные религии. Это то, что там. Сложный конфликт основан на этом. Что касается нас — у нас люди, которые защищают Украину на Донбассе, говорят как на русском, так и на украинском. Вопрос языка у нас не стоит, у нас люди сражаются за независимость своей страны. Потом – у нас люди воюют с людьми такой же религии. Бывает и такое. Потому сравнивать невозможно. Это трагическое и смешное – когда был оккупирован Донбасс, говорили, что у Донбасса забирают русский язык. Это была просто мощная информационная атака русской Федерации. Пример, который я привел вам, когда люди, говорят по-русски, защищают независимость Украины. Так как они могут забирать русский язык у Донбасса?
Украина же, я считаю, ничего не нарушила в отношениях с русскими. Мир давно должен быть либеральным и решать вопрос в законодательном поле, а не с автоматом в руках. Относительно ослабления влияния России – не знаю. Скажу вам как субъект такого конфликта, потому что я Президент Украины и вижу, что они (представители РФ). Красный.), я вижу их присутствие. И они тоже являются субъектами – вместе с Украиной – в Минских договоренностях. И субъектом этой войны. Пока это пока они являются субъектами войны, я не вижу, не наблюдаю того, о чем вы говорите.
Относительно победы Майи Санду на выборах, скажу вам откровенно, народ, Молдова выбирает того, кого они хотят. Но до выборов открытую поддержку кому-либо из кандидатов Украина давать не могла. До того, как Майя Санду стала Президентом, она Премьером прилетала в Украину, и я встречался с ней и знаю ее позицию по Крыму, и мне ее позиция по Украине в целом, относительно войны на Донбассе понятна гораздо больше, чем позиция предыдущего Президента Додона. Я с Майей с удовольствием встретился. Больше контактов с другими лидерами власти или прежней власти в Молдове у меня не было по понятным причинам, которые я вам только объяснил. Я поддерживаю Майю, она это знает. Я говорил ей это и к выборам — какой бы ни был результат, мы вас поддерживаем, мне очень симпатична Молдова в целом с таким лидером, и я желаю ей демократического развития. Молдова на это заслуживает.
— Вопрос в том, а что, если Россия ведет более осторожную политику и откроется из-за этого возможность достичь мира на Донбассе? Вы видите какие-то изменения, которые показали бы, откроется ли окно возможностей в Донбассе, или нет?
— Все конфликты, которые существуют сегодня в Европе, где так или иначе есть присутствие Российской Федерации, я считаю ужасными и, конечно же, очень всем желаю, чтобы это закончилось. Все эти конфликты – это показатель того, что везде, где была «заморожена» территория – это Приднестровье, это Абхазия, это Донбасс, это Карабах – все эти территории с годами проигрывают в развитии, проигрывают экономически. Но самое ужасное — проигрывают люди. Когда я говорю, что проигрывают люди, я имею в виду и людей, живущих на этих оккупированных территориях. Они проигрывают потому, что разрывают отношения с центральной частью их страны. Они «в воздухе», не развиваются, они страдают, и самое страшное, что они просто доживают жизнь, не получая от нее удовольствие, и они обрекают все последующие поколения на жизнь. Жизнь в изоляции в тот момент, когда современный мир шире и гораздо прекраснее. Поэтому я считаю, что все это направление не имеет никакого результата в будущем. Но все эти конфликты не могут сравниться с конфликтом между Украиной и Россией, потому что мы очень велики. Украина очень велика. И то, как мы защищаем нашу страну – в самом начале мы показали, что оккупировать Украину невозможно. Все умрут здесь, но независимость нашей страны никто не отдаст.– У меня вопрос по этому поводу. Вы готовы выполнить требования России и изменить Конституцию, исключить НАТО как цену за мир?
— В минских соглашениях о членстве в НАТО ничего нет, в нормандском формате ничего о членстве в НАТО нет. Относительно конфигураций в Конституцию в направлении децентрализации мы говорим: это согласно минским соглашениям, на это мы готовы. Изменять Конституцию в том направлении, о котором мы иногда слышим в медиапространстве от Российской Федерации, — они знают мою позицию, я говорил Путину прямо, что здесь я не согласен. Я понимаю, что мы хотим отдельные полномочия, право выбора, чтобы никто потом не спекулировал на вопросах языка, чтобы жители Донбасса разговаривали, как они хотят, — пожалуйста, на все эти вещи, я считаю, что мы должны быть максимально либеральными. Все конфигурации по «Минску» в рамках децентрализации в Конституции — мы это делаем. Я это говорил Президенту Российской Федерации на встрече в нормандском формате. Мы это будем делать, независимо от чего. Мы хотим, чтобы на местах у людей было больше полномочий, больше выбора, чтобы они распоряжались деньгами, а не получали от центральной власти задачи, постоянно спускающиеся. Мы это делаем. Если захотим в этом направлении для Донбасса больше преференций, то такие компромиссы могут быть — это нормальные компромиссы, без компромиссов война не закончится, я это понимаю. Но всюду должна быть логика. Во всех действиях, во всех компромиссах должна быть логика. Логика и результат.
— Будет ли мир на Донбассе большое перемирие между Россией и Западом, или мира можно достичь даже в том случае, если то, что некоторые называют «новой холодной войной» между Западом и Россией, будет продолжаться? Можно ли достигнуть мира в Украине и насколько это тесно связано, что его не достичь без глобального мира между Западом и Россией?
– Я не очень люблю рассуждать о глобальных вещах. Я хочу объяснить свою позицию. Когда мы говорим, что Соединенные Штаты Америки сядут за стол с Российской Федерацией и они договорятся обо всем, обо всем мире – я в это не верю. Потому что много разных интересов, и не следует забывать, что каждая маленькая страна имеет свою независимость и свое желание. И крупные игроки никогда не смогут договориться в целом обо всем, потому что у каждой страны есть свое «я». И я, Президент Украины, не хотел бы, чтобы в отношении мира на Донбассе и договоров этого мира договаривались какие-то глобальные игроки. Для нас важно быть за этим столом переговоров, потому что без нас невозможно договориться. Потому что субъектом данной договоренности является Украина.
– У меня один вопрос по вакцине. Переговоры о закупке вакцины Pfizer - они были остановлены из-за недавней запрета на экспорт препарата из США? Если российская вакцина «Спутник» удовлетворит требования Украины, вы разрешите ее производство на территории вашей страны?
– Эндрю, я вам попробую объяснить все, что в принципе происходит сейчас с вакциной. Я думаю, вы хорошо знаете этот вопрос, но я скажу, потому что тоже глубоко этим занимаюсь каждый день. Я столкнулся с тем, что утрачены позиции Украины в мире и Европе с точки зрения приоритетности стран. Мы не входим в список стран, которые первыми получают вакцину. Я не знаю, сколько десятилетий потеряно за время независимости, но это есть и я признаю этот факт. Я с этим борюсь.
Поэтому здесь мы должны быть, скажем так, акробатами в политике, чтобы умудриться каким-либо образом попасть в приоритет стран, должны быть очень гибкими, дипломатическими. Конечно, я бы этого не хотел, конечно же, любой закон, который блокирует экспорт вакцин, я как Президент не могу поддерживать просто потому, что мы можем быть в конце очереди по вакцинации, а значит, больше украинцев погибнет. Я не могу поддерживать любое подобное законодательство любой страны, даже если это наш стратегический партнер, независимо от чего.
Я считаю, что именно США и Великобритания сегодня могли бы сильно повлиять на то, чтобы Украина была в приоритете стран Европы, получающими вакцину первыми.
Я считаю, что этот вопрос может стать еще одним геополитическим ударом, это будет еще одна сильная информационная война со стороны России, и здесь уже все в руках Соединенных Штатов Америки. Почему? Потому что вакцину «Спутник» сегодня предлагает в обществе и в информационном пространстве Украины. Российская Федерация использует для этого телеканалы, в частности, украинские, которые являются союзниками политики Российской Федерации. Конечно, объяснить украинскому обществу, почему, если Америка и Европа не дают тебе вакцину, ты не должен брать ее в России, — любому человеку, который умирает, объяснить это невозможно. Другое дело, что мы не должны допускать того, чтобы Украина принимала российскую вакцину, которая не прошла все испытания. У нас с вами нет реальных доказательств того, что эта вакцина имеет стопроцентный положительный эффект. Более того, я не могу взять на себя ответственность за вакцину, последствий действия которой мы не знаем. Украина прежде всего основывает свое решение на том, чтобы выбрать безопасную вакцину.
– Вы готовы брать «Спутник», если он безопасен?
– Все очень просто. Украина будет спасать своих людей, Украина будет бороться за то, чтобы наши партнеры дали нам вакцину, подтвержденную — Moderna, Pfizer, AstraZeneca. Это то, что подтверждено. Мы понимаем, что некоторые из этих компаний имеют заводы по всей Европе и даже в Российской Федерации, насколько мне известно, поэтому здесь вопрос прежде всего в качестве вакцины.
– Мы многое обсудили. Я очень благодарен и рад, что вы уделили время. Вернемся к ситуации с постсоветскими странами. Вы – главный демократический лидер на постсоветском пространстве. Чувствуете ли вы конкуренцию с Путиным или лидерами любых других стран, например, Грузии, Беларуси, которые стремятся к этому? Какой вы видите вашу роль на данной местности?
– Я хотел бы, чтобы мы закончили войну на Донбассе. Я думаю, что это будет очень серьезный шаг к исходу подобных конфликтов на постсоветском пространстве. Я хочу добиться этого и прилагаю для этого все усилия. Я считаю, что мой опыт в случае положительного результата и опыт моей команды будет незаменим в будущем. Я думаю, что это будет очень хорошая помощь другим странам, потому что я понимаю все нюансы и детали, как страдают люди и где им нужно помогать, гуманитарные шаги. Потому что война у нас, она не где-нибудь.
По лидерству, я очень спокойно к этому отношусь. Я бы хотел, чтобы лидером среди этих стран была Украина как субъект, как страна, как сильное государство, как прозрачное государство без коррупции. Это было бы, на мой взгляд, самой большой наградой для меня и для нашего народа. Это важнее, чем какая-то амбиция какого-нибудь одного президента в истории великой страны.
— Есть вопросы, которых я не задал, или предметы, которые мы не обсуждали, которые вы считаете важными для американской аудитории с точки зрения того, что скоро у нас меняется Президент?
– Мне кажется, есть важные вещи, о которых мы очень мало говорили во время встречи с Дональдом Трампом. Я надеюсь, что при встрече с Джо Байденом у меня будет возможность обсудить это полностью и самое главное – реализовать. Я хочу, чтобы наши планы по США, прежде всего экономические, были реализованы во время моей каденции и каденции нового Президента США. Прежде всего, я хотел бы пригласить его в Украину. Мне кажется, это очень важно, потому что Президента стратегического партнера в нашей стране очень ждут.
Относительно экономических вещей, конечно же, я хотел бы, чтобы американский бизнес мощно вошел в Украину. Я хотел бы, чтобы мы почувствовали инвесторов, и мы готовы помогать. Я лично готов помогать, с меня, как говорят у нас, корона не упадет. Я готов разговаривать с любыми инвесторами. Всеми: в энергетику, в денежный сектор, в направление сельского хозяйства. Плюс, в IT очень хотелось бы каких-то вещей, которые уже есть в Соединенных Штатах Америки, чтобы они появились в Украине как символы.
Очень хотел бы, чтобы, кроме фундаментальных вещей в промышленности, в машиностроении, мы продвинулись с точки зрения наших отношений в туризме, с точки зрения безвизового режима с США, чтобы люди могли спокойно ездить — хотя бы те, которые прекрасно работают в Украине, Соединенные Штаты и имеют общие компании, совместные бизнесы. Начать хотя бы с этого. Мне кажется, это открыло бы дверь для улучшения наших отношений. Я хотел бы построить Голливуд в Украине, я считаю, что это круто. В Европе есть очень хорошие площадки — в Праге, в Венгрии. Украина, поверьте мне, богата, чтобы здесь была такая площадка. Мы для этого проголосовали за закон о рыбейтах. Я думаю, что здесь место для инвестиций, рекламные и другие съемки — тоже хорошее направление. Я хотел бы, чтобы в Украине появился Диснейленд. Очень хотел бы. Я действительно считаю, что наши дети заслуживают этого, а вот позволить себя лететь в Соединенные Штаты Америки или в Париж могут далеко не все. Мне кажется, что планов много.
